В канун Нового года в Третьяковской галерее состоялся вечер, посвященный 175-летию со дня рождения ее основателя Павла Михайловича Третьякова. Проводил его Благотворительный фонд имени великого мецената, основанный Виктором Михайловичем и Еленой Владимировной Бехтиевыми. Вечер собрал не только сотрудников галереи и потомков Третьякова, но и многих деятелей культуры. Прозвучали интересные сообщения, дополненные концертной программой. Но главным событием вечера стало, конечно же, чествование старейших сотрудников, тех, кто проработал здесь 42 года.
ЦИФРА ЭТА возникла не случайно: именно столько лет собирал Третьяков свою знаменитую коллекцию, прежде чем подарить ее городу. Сорок два года - это целая жизнь; далеко не все могут похвастаться таким стажем работы. А уж проработать все эти годы на одном месте - это настоящее деяние. Но оказалось, что здесь, в Третьяковке, такое деяние - в порядке вещей. Не двое, не трое, а десятки сотрудниц устремились на сцену со всех концов зала, и, хотя каждую вызывали по имени, трудно было понять кто есть кто. Свои-то своих знали прекрасно, многие прямо на сцене обнимались, поздравляли друг друга; ясно было, не всегда на работе им удается повидаться, обменяться хотя бы несколькими словами. Третьяковка поистине неохватна. И вот тут-то, когда за букетами цветов уже не видно было лиц, я услышала: “Светлана Александровна Романова!”
И всколыхнулось... Когда-то очень давно я проходила студенческую практику в молодежной газете. И вот незадолго до Восьмого марта получила задание: рассказать о молодой специалистке и непременно связать этот материал с темой “Интеллигенция и общество”.
Забегая вперед, скажу: ничего у меня тогда не получилось. Но остался блокнотик, исписанный торопливой рукой. И вот что в нем сохранилось.
“С чего начать? Конечно, с Третьяковской галереи. Переступаю знакомый порог в совершенной растерянности. Ведь Третьяковка - это целый мир. Кроме экспозиций, тут еще множество отделов, и в каждом - десятки сотрудниц. А надо выбрать одну - самую что ни на есть типичную и вместе с тем поражающую “лица необщим выраженьем”. Всего одно лицо, но это - лицо Третьяковки. С тем и хожу из зала в зал, вглядываюсь в экскурсоводов, заслушиваюсь их речами, временами забывая о своей цели, но ни на ком не могу остановиться. И вот слышу негромкий, но какой-то очень ясный приветный голос, точнее, голосок. Заглядываю через плечи экскурсантов и вижу этакую птичку-невеличку, которая всем своим обликом гармонирует с окружающими нас картинами. Что в этом облике? Скромность, нежность, я бы сказала, русскость. Кажется, если бы ожили девушки с полотен Венецианова, Васнецова, Репина - они держались и говорили бы так же. В разные времена, разные эпохи сиял этот свет женской прелести и чистоты. И прекрасно, что в наши дни такой тип женщин сохранился и по-прежнему источает свет, так тонко запечатленный на полотнах великих художников.
Но эта девушка - наша современница. Она обладает знанием, она здесь для того, чтобы поделиться с нами этим богатством. Каждое слово идет из глубины сердечной и кажется не затверженным наизусть, а родившимся здесь, пред нами - от полноты чувств. И непостижимое становится близким и понятным. Как та вселенская дума, в которую погружен Христос на картине Крамского - глубоко страдающий человек, стоящий перед выбором: спасти себя или пожертвовать собой. Сто раз, наверное, я стояла в этом зале и всегда боком к Христу, поглощенная “Неизвестной”, и вот повернулась к нему лицом. И сделать это мне помогла экскурсовод Светлана Романова. Надо очень убежденно говорить, чтобы, обращаясь сразу к двум десяткам людей, заставить каждого почувствовать: всё это говорится именно для него. А такой силы убеждения нет без внимания к этим самым людям, без уверенности, что они этого достойны.
Что такое интеллигентность? Это просвещенность, умноженная на тягу к самоотдаче, на способность перелиться в другого человека, отдать ему то лучшее, что есть в тебе. Интеллигентов у нас часто представляют как бы живущими в башне из слоновой кости. Нет, подлинная интеллигенция живет в народе и ради народа, ради общества! Да и какой смысл вариться в собственном соку? Что отдал - твоё! Это хорошо чувствуешь именно здесь, в Третьяковской галерее, через которую каждый день проходят тысячи людей”.
За давностью лет забылось, что же помешало тогда написать о Светлане Романовой. Но впечатление, произведенное ею, не стерлось.
Значит, все эти годы она была здесь, в Третьяковке, и всё так же выполняла свою подвижническую миссию. Ох, как я боялась потерять ее в праздничной толпе - и, конечно, потеряла. “Да убежала она к внуку,- сказала мне добрая душа, смотритель зала Валентина Александровна Денисова.- Приходите к ней на лекцию, она замечательно читает”. Да уж, не встретиться со Светланой Романовой я не могла. И когда вновь увидела ее, так сразу и узнала: даже внешне она вроде бы не изменилась - сохранила ту чистоту и ясность, которую отображали великие русские художники. Вот теперь я могла задать ей вопросы, которые приготовила много лет назад. Вопросы очень важные, но по прошествии лет показавшиеся такими наивными, что и задавать их было неловко. Но Светлана Александровна отвечала на них искренне. Как становятся люди подвижниками? Да очень просто, профессия этого требует. Она мечтала об этой профессии с юности. Но нелегко было мечте осуществиться. У нее оказался порок сердца. Такой тяжелый, что врачи запрещали учиться. Не со школьной скамьи и не с первой попытки поступила она в МГУ на искусствоведческое отделение исторического факультета. Но всё-таки поступила. Уже на третьем курсе начала она сотрудничать с галереей и вот работает тут без малого полвека. И замуж вышла за художника, и доченьку родила. (Теперь она тоже здесь - преподает в детской студии изобразительного искусства). Из-за доченьки пожертвовала научной степенью, хотя диссертация была почти готова. Правда, тему дал любимый профессор Николай Николаевич Волков неподъемную - о творчестве художника Юрия Анненкова. Об этом эмигранте в научных кругах тогда говорили шепотом. Но отсутствие степени нисколько не помешало работе в лекционном отделе. Был такой эпизод - пришлось на некоторое время перейти в отдел экспертизы. И так хорошо пошло там дело, что всерьез подумывала остаться, но почувствовала: не может без своих слушателей, без устремленных на нее глаз, без внимательных лиц - просветительство стало сутью ее жизни. Была и награда: порок сердца постепенно компенсировался, и теперь она здорова. “Каждый день я иду на работу, как на праздник,- говорит Светлана Александровна.- Я чувствую себя частицей великого целого. Какой у нас замечательный коллектив, какие самоотверженные люди - совершенно бескорыстные, чистые, верящие в великое предназначение искусства и побеждающие силой добра. А почему вы, собственно, решили писать обо мне? У нас работают выдающиеся специалисты, расскажите о них! Пойдите в отдел древнерусского искусства. Там совершенно удивительная заведующая Надежда Геннадиевна Бекенёва. В отделе XVIII века вас покорит профессор Людмила Алексеевна Маркина. Вот это имена! А блестящий специалист по второй половине XIX века Галина Сергеевна Чурак! Или заместитель директора Лидия Ивановна Иовлева - ее весь музейный мир знает...”
И многих еще называла Светлана Александровна. А я вдруг начала подсказывать ей некоторые имена - не первый же день хожу в Третьяковку, знаю еще нескольких подвижниц. Вот, например, Марина Владимировна Мацкевич. Как зачарованная ходила я за ней и ее группой по врубелевскому залу. А в группе-то были ребятишки-третьеклассники. Но как же умно, сердечно работала с ними Марина Владимировна. Это были одновременно и серьезнейший урок, и увлекательная игра. Из “волшебного сундучка” Марина Владимировна раздала ребятам самые неожиданные вещички - кому веер, кому игральную карту, кому колечко, но больше всего разных минералов - и попросила найти эти вещички на картинах Врубеля, большого любителя камней и драгоценностей. И надо было видеть, как внимательно дети вглядывались в полотна: уж наверняка они не забудут теперь эти картины. Еще она говорила детям, что Врубель был человеком с огнем в груди - это самые лучшие люди, которые сами горят и хотят согреть других. Вот такие уроки дает Третьяковская галерея.
А вот Елизавета Сергеевна Аносова с ее 36-летним стажем опытнейший экскурсовод и чуткий человек - из тех, кто мужественно перенес тяжелые времена, когда Третьяковка в связи с реконструкцией вынуждена была поменять адрес, а тут рухнуло государство с его попечительскими и охранными функциями, обесценилась зарплата и, хуже того, началась девальвация моральных ценностей. Какую выдержку проявили тогда третьяковцы, какой бойцовский характер они показали! Вспоминая о тяжелых временах, когда под угрозой одновременного закрытия на реконструкцию, кроме Третьяковки, оказались Большой театр, Московская консерватория, Ленинская библиотека, Елизавета Сергеевна совершенно справедливо заметила, что власти предержащие не могли не посчитаться с волей тех, кто поддерживал эти четыре столпа русской культуры: реконструкцию решено было проводить поэтапно, объект за объектом. А третьяковцы сделали всё, чтобы ни на день не свернуть свою просветительскую работу. Елизавета Сергеевна даже полюбила свой новый дом - на Крымском валу, куда временно пришлось переехать. Но, конечно, возвращение под “свою крышу” стало настоящим праздником.
И еще одна прямо-таки удивительная судьба. Елена Владимировна Бехтиева пришла в Третьяковку уже после реконструкции. Когда-то много лет назад, после школы, она работала тут смотрителем залов и мечтала быть экскурсоводом. Дважды поступала на искусствоведческое отделение исторического факультета МГУ, но не проходила по конкурсу. Желание быть ближе к заветному порогу заставило пойти работать в юридическую библиотеку того же МГУ, а оттуда уже была прямая дорога на юридический факультет. Но мечта не отпускала. И вот взрослым человеком, юристом с большим опытом, пришла она в Российскую Академию живописи ваяния и зодчества, возглавляемую Ильей Глазуновым. И стала-таки экскурсоводом. Поддержал муж Виктор Михайлович Бехтиев - один из тех, кто возглавлял реконструкцию Третьяковской галереи. Но и она помогла ему по-настоящему увлечься искусством, проникнуться жизненным подвигом Павла Михайловича Третьякова и основать Благотворительный фонд имени великого мецената. А дальше было самое замечательное. Несколько лет назад, поехав на португальский остров Мадейру - по следам своего любимого Карла Брюллова, Елена Владимировна обнаружила в частном собрании картину, приписываемую великому художнику. Сколько же нужно было проявить настойчивости, чтобы организовать в Лиссабоне экспертизу лучших специалистов Третьяковки - Ольги Александровны Алленовой и Иоланты Евгеньевны Ломизе, поначалу и мысли не допускавших, что этот пейзаж (а Брюллов не писал живописных пейзажей), принадлежит его великой кисти. Но тщательно проведенная экспертиза безошибочно подтвердила авторство. Вернуть эту картину в Россию было делом чести, но как обойти западных конкурентов? Они предлагали владелице значительно большую сумму. И всё-таки “Вид форта Пику на острове Мадейра” украшает теперь брюлловский зал. Рядом с картиной - табличка: “Картина - редкий пример обращения прославленного портретиста и исторического живописца К.П. Брюллова к пейзажному жанру. Обнаружена сотрудником Третьяковской галереи Е.В. Бехтиевой в частном собрании Маргариды Лемуш Гомеш, проживающей на острове Мадейра. Приобретена для Третьяковской галереи на средства резервного фонда Президента РФ В.В. Путина по его распоряжению”. Здесь, как сказал поэт, “кончается искусство и дышит почва и судьба”: девочка, которая стояла на часах в этом зале, вписала свое имя в летопись Третьяковской галереи.
А сколько еще удивительных историй знает Третьяковская галерея. У каждой картины своя судьба, свой путь к народу. И столько имен за каждой “единицей хранения” - в большинстве своем женских. “У Третьяковки - женское лицо”,- сказала одна молодая сотрудница, попросившая не называть ее имени. “Я еще не знаю, как у меня всё сложится”,- вздохнула она.
Да прекрасно всё сложится. Из Третьяковской галереи не уходят. А если уходят, то непременно возвращаются. |