В книге представлены картины Елены Утенковой последних лет, а также тексты художника, приоткрывающие внутренние процессы творчества, обычно скрытые от зрителя. Тексты эти не являются пояснениями к работам, они интересны сами по себе - как пример современной «малой» прозы.

Е. Утенкова-Тихонова

Если верить учебникам географии, то каждый год где-то там, наверху, в космосе, голубой шарик Земли поворачивается к Солнцу накось, боком и в России наступает зима. Наступает надолго, не в пример лету, на целых полгода.

Хочешь ты того, или нет, но зима даётся тебе в приданое при рождении вместе с названием города, где началось твоё детство и пейзажем за первым твоим окном. Будто Творец понаблюдал за русским человеком со стороны и решил: «Пусть у него будет зима - этому без зимы никак нельзя».

Быстро, стремительно пролетает долгожданное лето, вспыхивает за ним ярким пламенем красно-жёлтой листвы осень, оставляя после себя только чёрные обгорелые сучья и наступает зима... Будто и не было ничего: ни цветов, ни бабочек, ни сарафанов, ни закатов в реке, ни радуги под дождём.

Снег накрывает землю и убирает всё лишнее, все украшения осени, пишет просто, чёрным по белому: дерево; дом; человек. На целых полгода природа отмежёвывается от человека, закрывает от нас свою дверь, отбирает полюбившиеся игрушки лета.

Ограничивается, отбивается пространство. Знакомые, любимые овражки и опушки уже не доступны. Даже к старому тополю за забором не пройти - снег. Можно только до колонки, до дороги, а в сторону нет. Всё. Нельзя... Смотришь, щурясь от ветра, на знакомые места и не узнаёшь: и выхоленный сад, и чёрная замусоренная балка - всё равно бело, всех уровнял снег. А то страшное место вдоль оврага, тёмное, шуршащее сырой листвой, мимо которого в сумерках и пройти-то страшно (с детства выпрыгивает сердце) - и его нет, только два-три жалких, кривых деревца на склоне...

Реки как бы тоже больше нет. На её месте такая же белая, гладкая, нетронутая ничем равнина. Противоположный берег, всегда недоступный и потому манящий, теперь доступен. Хочешь, спускайся на лёд и иди по водам. Но и он стал совсем другим. Потеряв своё зыбкое отражение, сразу уменьшившись вдвое, он нахохлился колючими ветками, ощетинился чёрной щёткой стволов на склоне...

Редкая фигурка рыбака нарушает порой белую границу реки, но и она, не дойдя до того берега, застывает маленькой чёрной точкой на льду, одинокой в этой холодной пустыне.

Ранние сумерки липнут к белой земле. Вечереет медленно, постепенно сбивается резкость и вдруг в потёмках снежная гладь приобретает цвет, немыслимый ранее: сначала розовый, потом фиолетовый, и, наконец, ярко-синий. Резко темнеет; на минуту слепнешь от этой черноты, но ночь сразу же начинает светиться изнутри особым снежным белым светом.

Белое окончательно побеждает чёрное...

Если быть точным, то зимы на самом деле две... До Нового Года - одна, после - другая... Новогодние праздники, Рождество - перевал, станция на границе, разделяющей два государства. Не только земля, даже небо разное в этих странах.... Если в начале зимы небо гладко белое, под стать земле, так, что порой не понять, где верх, где низ; деревья, дома, люди, птицы плавают в одном густом молоке, барахтаясь, захлёбываясь его белизной. То после Рождества всё другое...

Взорванная лучами солнца, исчезает белая крыша, и небо распахивается во все стороны, становится цветным, подвижным, с улетающими куда-то по нему облаками, всей своей устремлённостью ввысь противопоставляет себя плоской земле. А земля в ответ разбрасывает это небо по своей поверхности; повторяя его сотни раз в лужах, больших и маленьких. Пожалуйста, на тебе: огромное, блестящее, - не перепрыгнуть, не переплыть; а вот крошечное, с ладошку, но тоже: всё целиком, играющее своей глубиной. И когда появляется это новое январское солнце, ломается белизна - переламывается и зима... И хотя мороз ещё не раз бесследно уберёт, скроет, заморозит небо в лужах, ты, наступая на серый лёд, уже знаешь, что оно просто спряталось, затаилось у тебя под ногами до поры до времени, как залог неизбежной весны. И радуешься этой далёкой весне, как недоступному, но уже обещанному подарку наступившего года...

Одно из первых «зимних» воспоминаний моего детства, - Таруса, новогодний вечер на маленькой городской площади перед бывшим кафедральным собором, обезглавленным, превращённым уже давно в Дом Пионеров и неизменным памятником Ленина напротив, в расстёгнутом не по сезону бронзовом пиджаке.

Я одна на улице, стою, поражённая неожиданным явлением на знакомой площади, огромной ёлки. Издалека ёлка светится странным, красно-голубым светом, благодаря гирлянде простых электрических лампочек, кем-то заботливо покрашенных оранжевой и почему-то синей краской. Если подойти ближе и поднять голову, то хорошо видно, как наверху, среди веток, бесшумно раскачиваются большие бумажные игрушки, совсем одеревеневшие от мороза. Внизу игрушек нет, их давно оборвали... Я тоже начинаю мечтать о такой игрушке, как и о пенопластовом снеговике, выглядывающем из-за ватного снега, набросанного между рамами каждого второго тарусского окна. Но вдруг неожиданно понимаю, что праздник затаился не в снеговиках за стёклами, и не в треугольных башенках - коробочках конфет, трофеев детских утренников, он здесь, со мной, в этой ёлке; в том, как она вот так, просто, совсем одна, огромная, беззвучная, светящаяся, стоит на знакомой площади, являя собой какую-то скрытую перемену в пространстве вокруг себя. «Сочельник», «Рождество» - всё это лишь слова для меня по сравнению с реальностью предстояния перед ночным звёздным небом этого дерева на заснеженной мостовой.

И от важности происходящего мне становится и радостно, и страшно...

Сейчас, когда кончаются Святки и глаза то и дело натыкаются на остовы выброшенных ёлок, поблёскивающих рваной паутинкой дождя на мусорных кучах, сердце сжимается от мысли, что не просто Новый год прошёл, а кончилось это таинственное время праздника, равно касающегося всех. «Ну вот и постарели на ещё один Новый Год» - понимаешь ты, глядя на серые, уставшие лица друзей, возвращающихся к привычной работе. И поневоле завидуешь детям, ещё не утратившим ежеутренней способности радоваться каждому новому дню. Ведь и зима у них другая; своя, сказочная, искрящаяся, с чудом первого снега, санками, ледянками, снежками прямо в лоб, набегу, с дырочкой от тёплого пальца на морозном стекле, через которую так интересно смотреть на мир одним глазом, пока всё не замутнеет от холода...

Зимние праздники самые главные, самые долгие, самые долгожданные в году. Но все-таки, несмотря на это, а может быть и благодаря им, зима - это время тишины, покоя, ухода в себя.

Так лес, готовясь к долгой зиме, не одевается, как человек, а наоборот, освобождаясь от всего лишнего, затаивается, замирает до времени, доверчиво подымая к небу не пышные шумящие кроны, а голые, открытые сучья. Я же рядом с ним ощущаю себя сродни огородному чучелу за соседским забором, не пожелавшему подчиниться устоявшемуся порядку вещей, и так и оставшемуся стоять на морозе, одиноким, нарядным, нелепым, в своей яркой ситцевой юбке, среди заснеженных грядок.

И хотя по зиме не плачут, не жалеют об её уходе, а, наоборот, сетуют весной на её упорство, но именно о ней неизменно поют по всей России, за столом подгулявшие гости:

- поют и зимой, и жарким летним вечером и даже на Пасху, поют всегда, когда так хорошо, что хочется чего-то большего:

Ведь настоящая радость у нас почему-то неполна без толики грусти.

Если бы не было весны, сложнее было бы верить в чудеса. Весна - главное Чудо года. Как Воскресение - главное Чудо жизни. Не просто верить в Воскресение мертвых, в чудо весны не поверить нельзя. Может потому и Пасха, как поздняя, так и ранняя - всегда весной.

Весной вообще легче верится. Во всё. Самые несбыточные мечты и желания, давно изгнанные из головы рассудком, вдруг нападают на человека вновь, с прежней силой кружа ему голову и отвлекая от насущных дел. Потому что, если доподлинно известно, что, несмотря на холод, снег, грязь и дождь, голые замёрзшие ветки за окном зазеленеют однажды молодой листвой, а чёрная мёрзлая земля покроется травой и цветами, то значит невероятное - возможно, и всё другое несбыточное - тоже возьмёт да и сбудется, как сбывается обещание лета, просто само, в свой срок.

Русский человек любит жить надеждами. И весну тоже очень любит. Реальность слишком обманчива и потому мало интересна. В ней чересчур много подробностей, вроде счёта за квартиру, направления к врачу или склада грязной посуды в раковине на кухне. Настоящее хорошее - всегда впереди. Вот и со счастьем у нас никогда не поздравляют, его только желают в будущем, от всей души.

Неслучайно самая узнаваемая в России картина не программные «Явление Миссии» Иванова (что было бы очень красиво), и не «Последний день Помпеи» Брюллова (что было бы очень понятно), а маленький пейзаж Саврасова «Грачи прилетели». Мало что весёлого на этой картине. Чахлые берёзы, воды по колено, нищая деревня и церковь не в золоте куполов, а в выбоинах и ржавчине осыпавшейся штукатурки. И над всем этим в небе чёрные точки - грачи. Они уже прилетели. Значит там, наверху уже объявлено - скоро весна, а раз весна - то всё изменится - всё будет хорошо.

Весна - это скорее не время года, а состояние. Временные границы весны неуловимы, как неуловим последний день зимы и первый день лета. Погоду, пространство температурит; бросает то в жар, то в холод. Весна или тянется, чуть ли не с февраля, тревожа нас досрочными оттепелями, или, наоборот, разом, в конце апреля, обрушивается нам под ноги водными потоками, когда земля, погрузившись на дно этого бурлящего океана, всплывает на поверхность воскресшей Атлантидой, прекрасной и обновлённой, начисто забывшей, что такое зима. Вода нарушает противостояние земли и неба. И оттого, что солнце и облака кувыркаются в лужах под ногами, у людей тоже «сносит» голову.

Пока зиму уносит вода, ветер приносит лето. И хотя ещё холодно, сыро, воздух уже наполнен новыми запахами и звуками. Улучшается видимость, как будто весь пейзаж, как оконное стекло, промыли водой и протёрли старыми газетами. Тянет уже не в дом, в тепло, а издому. И пускай весна - время болезней: гриппуют целыми семьями, кашляют, сморкаются, пьют антибиотики, при первых лучах солнца - всё равно сбрасывают шапки, потому что всё, надоело, хватит - весна!

Весна - сама кризис. У хронических больных - весной обострение. Весна, как роды - с криками, с муками, не с первой попытки, со схватками (тепла с холодом). Она, как болезнь, то затяжная, то бурная, но с обязательным выздоровлением впереди.

При явной чёрно-белости зимы, весна - проявление, вернее, явление цвета. Сначала всё в точку. Деревья покрываются крапинками почек, цветов или листьев, каждая - своего оттенка. Мир вновь разворачивается из точки, из ничего, по таинственному произволению Творца. Трепет, страх охватывает весной в лесу, как при невольном свидетельстве Чуда. Голые прутья веток обрастают листьями, под ногами стремительно, шурша о подошвы, растёт трава. Везде начинается еле заметное шевеление - неизвестно откуда появляются насекомые. Друг за другом прилетают всё новые и новые птицы и наперегонки занимают верхушки приглянувшихся им деревьев. Не суетятся только одни грачи, им незачем и некуда торопиться: они прилетели первыми, уже давно.